Интервью с архиепископом Брюссельским и Бельгийским Симоном

Наш правящий архиерей владыка Симон, архиепископ Брюссельский и Бельгийский, посетив наш приход 18-19 декабря 2007 г. в связи с монашеским постригом о. Серафима (Стандхардта) и нашим престольным праздником, согласился дать небольшое интервью для нашего журнала.

- Дорогой владыко, сразу после школы Вы поступили в семинарию и очень скоро, совсем молодым человеком приняли монашеский постриг. Это было Брежневское время, за которым в русской истории закрепилось название застоя. Как Вы решились на такой в то время маргинальный шаг? Что побудило Вас принять постриг?

- Действительно, времена с тех пор сильно изменились. Моему родному городу Ленинграду вернули старое название Санкт-Петербург, не стало страны СССР, в которой я родился.

Я закончил школу в 1970 г., когда мне было 18 лет, и сразу поступил в семинарию. В семинарию принимали как раз с 18 лет. Я должен был на год раньше закончить школу, и мне пришлось бы еще год где-то работать или учиться прежде, чем поступить в семинарию. Но в то лето, когда я закончил пятый класс, мы с отцом попали в автомобильную катастрофу. Мы ехали в такси, машина перевернулась несколько раз, я вылетел в заднее окно и ударился о мостовую. Очнулся в больнице. Пришлось год учебы в школе пропустить. Поэтому, когда я закончил школу, мне было уже 18 лет, и я решил поступать в семинарию.

- Как отнеслась к этому Ваша семья?

- Мне очень повезло с семьей. Мой отец, священник, был удивительным человеком. Для меня он всегда был идеалом. Вы помните, в школе в первом классе обычно учителя задавали вопрос: «Кем ты хочешь стать?» Когда спросили меня, я встал и сказал: «Хочу быть как папа». «А кто твой папа?» «Мой папа священник». Всю жизнь я хотел избрать только один этот путь. Другого не представлял.

- Ваш отец был священником в первом поколении?

- В роду у нас были и священники, и купцы, и офицеры. Революция и война разбросали всех по свету; многие погибли в блокаду. По маминой линии у меня остались родственники, а по папиной никого не было. Но этой осенью я был в Петербурге, и вдруг раздался телефонный звонок. «Вы Ишунин?» «Ишунин». Это была двоюродная сестра моего папы. Оказалось, что у меня есть родственники во Франции, о которых я и не знал. Она рассказала, как познакомились
70-е годы мои дедушка и бабушка. Дед по отцовской линии был офицером, участвовал в каком-то параде в С.­Петербурге, еще до революции. Принимал парад генерал, дочка которого обратила внимание на дедушку и попросила папу их познакомить, а она княгиня была. На каком-то балу они познакомились, полюбили друг друга. Состоялась их свадьба. Моя бабушка из рода Пенкиных. А папа из рода Ишуниных.

Ишунины - знаменитая купеческая семья, которая продавала зерно за границу. Мне недавно дали наше генеалогическое дерево, у прадеда было 12 детей. После революции, конечно, все изменилось. Моя бабушка очень нуждалась. Отец одно время занимался живописью, потом стал театральным художником. Во время войны он прослужил 18 месяцев на Невском пятачке, где надо было обеспечивать переправу наших плотов на другой берег. Там страшная мясорубка была. Утром людей привозили, а к вечеру в живых почти никого не оставалось. Отец тогда дал обет, что, если останется жив, станет священником.

Родители вл. Симона в 40-е годыОтец оформлял первые спектакли в блокадном Ленинграде. Работал вместе с Товстоноговым, с Капеляном, с Кириллом Лавровым, с Райкиным, Кио. Оформлял город к майским и октябрьским праздникам. Он был очень одаренный художник. Он в театре и с моей мамой познакомился, она работала бутафором. После войны отец вспомнил свой обет и поступил учиться в Ленинградскую духовную семинарию. Учился он вместе с нынешним патриархом Алексием, они однокурсники, и с владыкой Иоанном, будущим митрополитом Санкт-Петербургским, ныне покойным, со многими преподавателями и профессорами, у которых позже я учился в семинарии. Я вырос в этой среде, и у меня не было другого желания, как только следовать за отцом. По окончании школы я поступил в Ленинградскую духовную семинарию.

- Как реагировало Ваше школьное окружение на этот выбор?

- Мало кто знает в вашем приходе, что мы с о. Сергием Овсянниковым, вашим настоятелем, жили на одной улице, ходили в одну школу, учились у одной учительницы, Зои Александровны, она нам преподавала математику.

- В одном классе?

- Нет, я на год старше. Отец Сергий учился у Зои Александровны, а когда его взяли в математический интернат и он ушел из школы, я пришел в ее класс. Школа была особая. В нашу школу приезжали со всего Невского района. Эта школа и сейчас одна из лучших в Петербурге. У нее сильный покровитель, А.Б.Миллер, глава Газпрома, он тоже выпускник нашей школы. Когда нам исполнилось по 14 лет и пришло время вступать в комсомол, оказалось, что среди всех моих сверстников я один не хочу вступать. Меня спрашивали «почему?», и я говорил, что я человек верующий, а это идет вразрез с установками комсомола. Устав ВЛКСМ обязывает бороться с «пережитками прошлого», и пережитком прошлого считается религия. Как же я могу бороться с религией, если я сам верующий? На этом я и стоял. Меня много убеждали. В 1967 г. прошла новая атеистическая кампания; был проведен Всесоюзный семинар по вопросам атеистического воспитания молодежи. В связи с этим в нашей школе устроили атеистическую викторину, а ребята, друзья мои, подходили ко мне и говорили: «Володя, держись! Мы тебя поддерживаем.» То есть, с одной стороны, было официальное неприятие веры, а с другой стороны, атеистическая идеология себя уже изживала. Так что, у меня не было проблем с поступлением в семинарию.

- А монашествовать Вы также хотели с ранней юности или это желание пришло позже?

- Когда я поступил в семинарию, у меня и в мыслях не было, что я когда-нибудь стану монахом. Я думал, что, как папа, женюсь, у меня будет матушка, дети, домашняя церковь. Когда я поступил в семинарию, меня в том же году (1970) призвали в армию. Во время моей службы в армии скончался отец. До армии я уже начал иподиаконствовать у митрополита Никодима (Ротова) и после армии продолжил служение у него и учебу. Он был сильной личностью, и под его влиянием у меня возникло желание полностью посвятить себя служению Церкви.

Помню 24 декабря 1974 г., когда владыка Никодим перенес очередной инфаркт. Это случилось в Серебряном бору. Мы опасались за жизнь владыки. Я взял лист бумаги и написал ему прошение благословить меня на монашество. Владыка тогда подписал: «Благословляю добрые намерения Володи Ишунина». 17 января 1975 г., когда мы вернулись в Питер из Серебряного бора, состоялся мой монашеский постриг. Я простоял ночь в церкви академии, потом меня привезли в Александро-Невскую Лавру, там я в последний раз совершил у владыки Никона иподиаконское служение, а 19 января на Крещение состоялась моя диаконская хиротония.

Владыка Никодим должен был в этот день служить в Никольском Богоявленском соборе. Но там высокая лестница, и он боялся, что после очередного инфаркта ему будет трудно ее преодолеть, и потому решил служить в Свято-Троицком соборе в Лавре. Во священники владыка Никодим меня рукополагал через год на Троицу, во время престольного праздника в том же соборе. И третья моя - архиерейская - хиротония в 1987 г. тоже состоялась в Троицком Соборе. Так что, все ступени священства я получил в этом чудном соборе Александро-Невской Лавры.

Я хочу еще несколько слов сказать о моем отце. Недавно вышла книга о духовенстве Санкт-Петербургской епархии, и мне было очень приятно прочитать там несколько страниц об отце. Мой отец, священник Николай Ишунин, служил многие годы в Никольском Соборе, потом в Александра Невского церкви на Лесной, когда ее снесли, служил в Шувалово (в пригороде Ленинграда), а последние годы в Преображенском Соборе г. Ленинграда. Я мог бы рассказать о нем множество замечательных историй.

Вот, например, у нас в епархии был знаменитый священник о. Владимир Шамонин. У него исповедовались многие священники. Он служил в Шувалово, и мой отец тоже служил там. Когда о. Владимир скончался, уполномоченный запретил священникам сопровождать его в последний путь.

- Владыка, не можете ли Вы объяснить, кто такой уполномоченный, какова была его роль при церкви? Для многих наших читателей это уже совершенно неизвестная реальность.

Владыка с посетителями- В 1943 г. был создан Совет по делам РПЦ. Духовенство было вынуждено испрашивать согласия уполномоченных Совета на любое церковное мероприятие, й непослушание было чревато очень тяжелыми последствиями. Так вот, мой отец пришел в дом и спрашивает у дочерей о. Владимира, можно ли послужить панихиду перед телом усопшего, ведь, наверное, большая очередь. А ему говорят: «Батюшка, Вы единственный пришли». Мой отец совершил панихиду и потом - единственный из священников, несмотря на запрещение уполномоченного - шел за гробом в епитрахили с кадилом, провожая о. Владимира в последний путь.

Отец участвовал и в отпевании Анны Ахматовой. Как театральный человек, он знал многих людей искусства. К нему часто обращались за консультациями, особенно когда снимали фильмы, где было что-то, связанное с церковью. Ведь зачастую режиссеру трудно было представить не только священническое одеяние, но и, например, как жених и невеста должны были быть одеты при венчании.

- На Вашем жизненном пути было множество замечательных встреч. Кто из духовных наставников оказал наибольшее влияние на Ваше духовное становление?

- За все доброе, что было в моей жизни, я благодарю отца; все хорошее, что есть во мне, заложил он. Для меня он всегда был образцом священнического служения. А монахом я стал потому, что встретился с митрополитом Никодимом.

Большое влияние на мое духовное становление оказало время, когда я был у него иподиаконом, с 1972 по 1975 гг. Вы говорите, что Брежневские времена были застойными. Конечно, но и тогда были свои радости. Сейчас храмы открываются, монастыри открываются, а в ту пору, когда параллельные классы открылись в нашей семинарии, когда не 30, а 60 человек стали принимать на учебу, такая радость невероятная была! А когда регентский класс открыли! Владыка Кирилл (Гундяев) был тогда ректором и упорно боролся с властями за это. Я помню, как они с владыкой Никодимом поздравляли друг друга с победой.

Сейчас многие пишут о митрополите Никодиме, пишут разное. Я хочу сказать только, что если бы владыка не был выдающейся личностью, его бы забыли. Он сумел в хрущевские времена очень многое сделать. Это он спас Ленинградскую духовную академию, которую хотели закрыть в 1961 г. Он создал в академии отделение для зарубежных студентов, и стало неудобно закрывать. Сколько епископов он рукоположил! Всего и не перечислишь. До Ленинграда владыка служил в Белоруссии. Там ему удалось прекратить процесс массового закрытия храмов. В Ленинграде тоже закрывались храмы, но когда во главе епархии стал владыка Никодим, закрытия прекратились.

В 1963 г., когда владыка приступил к исполнению своих архипастырских обязанностей, каждый священник должен был относить уполномоченному письменный текст проповеди на утверждение, и только после этого получал право говорить эту проповедь в храме. Первое, что сделал владыка Никодим на Ленинградской кафедре, он отменил эту практику, заявив, что она нарушает закон об отделении Церкви от государства. Проповедь является элементом богослужения. Да и как можно заранее составлять текст проповеди!? Иногда выходишь, видишь глаза людей или с кем-то до проповеди поговорил, и хотел одно говорить, а понимаешь, что надо говорить о другом.

Когда я стал монахом в 1975 г., митрополит Никодим предложил мне быть его личным секретарем. Я исполнял эти обязанности до самой его смерти. Владыка Кирилл был тогда ректором Ленинградской духовной академии. Он где-то в первом часу ночи уходил от владыки Никодима, а утром возвращался и спрашивал: «Ну, Симонис, как владыка сегодня спал?» «Хорошо, всего четыре раза поднимался». Это означало, четыре раза нужно было приходить ночью и делать ему уколы. А днем - поток посетителей, ни выходных, ни ограниченных часов работы. В одном и том же помещении и живешь, и работаешь. Тяжело было. Иногда возникало желание уйти, но, Слава Богу, Господь не допустил. И сейчас я считаю, что это были одни из самых счастливых лет моего служения: я служил владыке, а владыка служил Церкви. Я старался ему так помогать, чтобы о многих вопросах он мог не заботиться.

Владыка Никодим скончался 5 октября 1978 г. в Риме, на аудиенции у Папы Иоанна Павла I. Мы вернулись с ним из Чехословакии и получили сообщение, что скончался Папа Павел VI. Владыка был послан на его похороны, и потом остался на интронизацию нового Папы. С ним поехал и владыка Лев, который до меня был секретарем владыки Никодима, а потом служил в Риме и знал итальянский язык. Мне владыка Никодим часто говорил: «Симонис, пока ты будешь со мной, я буду жить». Так пророчески и произошло. Он уехал в Рим без меня и скончался. Это случилось после тяжелой ночи. Митрополит Никодим с Ириной Посновой, которая работала в издательстве «Жизнь с Богом», редактировали его книгу, посвященную папе Иоанну XXIII. Утром была гроза, их машина попала в пробку, на аудиенцию приехали с опозданием. Владыку Никодима пригласили, он сказал приветственное слово Папе Иоанну Павлу I. Папа начал говорить с владыкой Львом, а владыка Никодим тихо сел рядом в кресло. Когда через некоторое время обратились к нему, оказалось, что он уже не дышит. Мы прилетели спецрейсом в Ватикан, чтобы привезти тело владыки на родину. Папа Иоанн Павел I принял нас в библиотеке и начал рассказывать, как это случилось. Владыка Ювеналий сел в то же кресло, где сидел владыка Никодим, и заметил рядом пробирку с нитроглицерином. Видно, владыке Никодиму стало плохо, он последним усилием вынул пробирку с нитроглицерином, но не успел выпить лекарство, а тут секунды решают. У меня слезы из глаз - владыка Никодим для меня очень много значил. Папа подошел, меня по спине похлопал, чтобы я так не расстраивался: «На все воля Божия».

Я учился уже на 4-ом курсе Духовной академии, когда скончался митрополит Никодим. Владыка Кирилл предложил мне должность помощника инспектора Академии. Я защитил кандидатскую работу, посвященную жизни и архипастырским трудам владыки Никодима. Но вскоре после его кончины обо всем, с ним связанным, стали умалчивать. Меня направили в Ново-Валаамский монастырь в Финляндию. Там я пробыл год. В 1982 году освободилось место благочинного храмов Олонецкой епархии; меня возвели в сан архимандрита и назначили в эту епархию.

Дорогой владыка,  прошло уже больше 20 лет со времени начала Вашего архипастырского служения. Случилось так, что Божьей волей все это время Вы служите за пределами России. Когда Вы сравниваете ситуацию архипастырского служения внутри России и за ее пределами, не щемит ли душа, что Вы с малыми общинами? В чем самые важные отличия служения архипастырского на родине и за ее пределами?

Я служу  как епископ Брюссельский и Бельгийский, это моя первая кафедра, я здесь с февраля 1988 г. прошлого столетия, можно сказать, прошлого тысячелетия. В России я никогда как епископ не служил. Мое последнее служение там было в Карелии, в Петрозаводске,  там я был благочинным Олонецкой епархии и помогал Ленинградскому митрополиту в управлении этой епархией, но я никогда не был епископом в России. Только во время моего иподиаконства и потом, когда был личным секретарем  митрополита Никодима, видел, что такое епископское служение в России.

Конечно, суть епископского служения остается одна и та же, будь то за границей или в России. Это окормление врученных тебе пасомых, верующих мирян и духовенства, и приведение их в Царствие Божие. Цель одна. Разница в том, что здесь, на Западе, приходы являются небольшими православными общинами, которые объединяются вокруг своего духовенства. В каждой общине есть свои особенности, которые зависят от местного священника, потому что каждый приход обычно создан тем священником, который его возглавляет. Или иногда ныне служащий священник – преемник и продолжатель дела основателя прихода. Приходы на Западе подобны домашним общинам. Если подводить все под общий знаменатель, как это иногда делается в России, то многие будут недовольны, возникнет расслоение. Задача епископа здесь состоит в том, чтобы объединить все приходы, несмотря на их различия, несмотря на разногласия, которые бывают как внутри семьи,  чтобы были любовь и мир.

Поэтому приходится иметь общение не только с духовенством, что очень часто бывает в России, но и с простыми прихожанами в каждом приходе. В России епископ находится  где-то на заоблачной высоте, его видят только во время богослужения и с трепетом подходят под благословение. Здесь епископ должен буквально в домашней обстановке общаться со своими прихожанами и вникать во все проблемы прихода и отдельных прихожан. С одной стороны, это и легче, потому что знаешь буквально все о каждом приходе, знаешь не только по рапортам, которые тебе присылают на подпись. Но с другой, и гораздо труднее, потому что ты невольно включаешься в те конфликты, которые внутри приходов возникают, должен примирять, делать пастырские назидания.

Конечно, иногда я тоскую по епископским службам в России. Мне не хватает красочного богослужения, архиерейской встречи, прекрасных хоров, многочасовых служб. А здесь иногда приходишь, если служба в будний день выпадает, в храме стоят всего несколько человек. Понимаешь, что люди работают, но красоты богослужения мне здесь не хватает. Не хватает тех замечательных хоров, которые я привык слушать в Питере. Я очень рад, что в Голландии есть несколько выпускниц регентского класса Санкт-Петербургской духовной школы, которые традиции этой школы внесли в Нидерландскую епархию.

Иногда служишь, а люди смотрят на часы, боясь куда-то опоздать. Когда служба идет два часа, им кажется, что это долго. Бывает, что службы сокращаются. А я - монах, я служил и на Валааме, и с владыкой Никодимом, когда у нас службы шли по 4-5 часов; этого, конечно, мне здесь не хватает.

Приезжая в Россию, я всегда стараюсь посетить несколько монастырей. Есть у меня любимые монастыри – монастырь Александра Свирского, новый, недавно открывшийся монастырь преп. Мартирия Зеленецкого, куда я стараюсь каждый год ездить и там служить, мой родной монастырь Псково-Печерский, где я, можно сказать, получил духовное воспитание в детстве, и Валаамский монастырь, где я нес послушание.

У нас тут тоже есть монастыри: два монастыря в Бельгии и два монастыря в Нидерландах. Но ведь монастырь – это не только здание, это дух, который живет в монастыре. Православные монастыри на Западе еще только начинаются, в них подвизаются люди, выбравшие «узкий» путь монашеского подвига. Но стяжать Дух Святой не просто.  И пока еще и я сам и, насколько я знаю, наше духовенство, обращаемся за духовной поддержкой не в новые монастыри (будь то здесь или в России), мы идем к старцам, чтобы от них получить поддержку на служение и заряд духовной бодрости.

Владыка, я слышала, что все эти годы Вы совмещаете архипастырское служение с пастырским. Является ли эта ситуация вынужденной? Или Вы видите в этом совмещении особый смысл? Вы крестите, венчаете, отпеваете, вы принимаете исповеди. Это дает Вам непосредственное знание Вашей паствы, того, чем и как живут здесь люди, что они думают и чувствуют. Более того, Вы становитесь на место Ваших священников, и это дает Вам возможность гораздо глубже понимать их проблемы и их ситуацию.

Да, Вы правы. Совмещение пастырских и архипастырских обязанностей имеет свои преимущества. Нашим епархиальным священникам не приходится мне объяснять, с какими проблемами они сталкиваются в своих приходах. Я знаю их проблемы по собственному опыту. Конечно, это помогает при исполнении архипастырских обязанностей.  Но одновременно отнимает очень много времени, которое я мог бы посвятить другим трудам. Я вынужден служить по очень простой причине. Время от времени по инициативе на местах создаются новые приходы. Первые два-три года становления прихода самые важные. Я не могу доверить формирование прихода человеку, которого не знаю. Поэтому когда приход только создается и у меня нет для него священника, я начинаю там служить сам. Потом, когда фундамент заложен, я передаю приход в надежные руки. Так я служил в Антверпене лет пять, до тех пор, пока не нашел о. Андрея Елисеева. К счастью, и клир и миряне очень им довольны. Потом несколько лет я служил в Левене, до тех пор, пока не передал этот приход о. Алесандру Яворовскому, который прекрасно продолжает начатое мое дело. Теперь я служу в Льеже. И одновременно занимаюсь поисками хорошего кандидата для этого прихода.

Как Вы относитесь, Владыка, к переходу на нидерландский и французский языки во время богослужения?

Это естественный процесс. К нам приходят люди, которым русский язык труден для понимания. Что же касается церковно-славянского языка, то, что греха таить, даже люди, которые выросли в русской языковой среде, церковно-славянский язык полностью не понимают. А к нам приезжают люди из Украины, Казахстана, Грузии, Армении, из тех республик бывшего Советского Союза, для которых русский – не родной язык. Некоторые из них с трудом читают по-русски. У нас много прихожан из Польши. Прожив, проработав здесь несколько лет, они начинают говорить и понимать по-французски лучше, чем по-русски. То же самое происходит и в Голландии.

Помню, в Карелии первое время я читал канон Андрея Критского на церковно-славянском языке, следуя советам владыки Никодима, который говорил, что приехав на новое место, он в первые полгода даже стул не переставлял в тех покоях, где жил, чтобы люди сначала привыкли к нему, узнали его. Не надо начинать сразу с каких-то нововведений. И вот через несколько лет в Карелии я начал читать канон Андрея Критского на русском языке. Ко мне подходили люди после службы и говорили: «Батюшка, спасибо, мы, наконец, поняли, о чем Вы читаете. Какой канон-то красивый!» Смысл поняли люди. Сейчас я хочу во время Великого Поста помещать Канон Андрея Критского на нашем епархиальном сайте в переводе владыки Никодима. Его перевод сохраняет красоту церковно-славянского текста, но в понятном изложении.

Поэтому я не противник перехода на современные языки. Во многих приходах у нас служба совершается или только на французском или нидерландском, или частично на церковно-славянском и частично на французском или нидерландском. Есть несколько приходов, где вся служба совершается на церковно-славянском, но и там Евангелие и Апостол читаются также на втором языке. Выбор богослужебного языка в нашей епархии всегда зависит от прихода. В этом году приход св. праведной Анны празднует юбилей – это был первый приход, который в 60-е годы прошлого века начал богослужение на французском языке.

Какие важнейшие изменения произошли в епархии за последние 20 лет, за время Вашего служения?

За прошедшие 20 лет приходов стало в два раза больше. А о количестве прихожан я и не говорю. Но это не моя заслуга и не заслуга моего духовенства, это связано с распадом Советского Союза. Многие поехали на Запад. Многие уезжали просто по экономическим причинам, уезжали от пустых прилавков, они хотели обеспечить будущее своим детям. И задача нашей Церкви в том, чтобы они не потеряли любви к России и Православию. Теперь у нас в Антверпене несколько тысяч прихожан приходят в храм в пасхальную ночь.

А сколько у Вас приходит людей на Пасху?

Я сейчас служу Пасху в Льеже, это мой новый приход, а раньше я всегда служил на Пасху в Антверпене, потому что у нас там не было священника. А здесь, в Брюсселе, в Свято-Никольском соборе, собираются на Пасху несколько сот человек. В Брюсселе есть еще два храма Зарубежной церкви, где совершается служба на церковно-славянском, сербско-болгарский приход, приход русской традиции под омофором Константинополя: все эти храмы тоже полны народа сейчас. У нас открылся второй храм Животворящей Троицы, там громадное помещение, которое мы купили потому, что все не могли поместиться  тут. Когда я приехал, на территории Бельгии было 6 приходов, а сейчас 13. В Нидерландах  сейчас 7 приходов.  

А сколько их было 20 лет назад?

Шесть. Один, в Гарлеме, прекратил существование. Совершенно новый приход возник в Неймегене, это приход патриарха Тихона, и монастырь св. Николая в Хемелуме. А те приходы, которые существуют, стали больше, энергичнее. Да вы это и сами знаете по своему Амстердамскому приходу. Можно было бы и больше открыть приходов, но духовенства не хватает. Если священник должен будет по нескольким приходам ездить, это ухудшит ситуацию на приходе. А между приходами не такие большие расстояния, и желающие всегда могут приехать на службу в другой приход.

Владыка, а кроме количественного роста, который действительно связан с распадом Советского Союза,  какие другие перемены Вы можете отметить в церковной жизни? Может быть, связанные с возрождением веры в России и ростом интереса к Церкви?

Сюда приехали люди в 90-е годы, когда распался Советский Союз. Многие были очень далеки от Церкви. Эти люди, приехав на Запад,  здесь впервые пришли в Церковь. Потому я и говорю постоянно о миссии священников. Нам нужны высокообразованные священники. Недопустимо, если священник не очень хорошо разбирается в вопросах  вероучения, на нем лежит очень большая ответственность.

После революции и после Второй мировой войны на Запад тоже приехало много русскоговорящих людей. Казалось, эта сильная волна принесет православие на Запад. Увы... Уже очень мало осталось семей, где внуки ходят в Церковь, я уж не говорю о том, чтобы они знали свой родной язык. Единицы остались. И сейчас история повторяется. Много новых людей пришло, но если они  не найдут в Церкви того, за чем они пришли, то это будет повторение истории первой эмиграции. И в этом большая ответственность как моя, так и духовенства. Сейчас Церковь не должна быть местом, куда люди приходят только для совершения церковных обрядов. Это должен быть и культурный центр. Должны создаваться библиотеки и школы, устраиваться, как мы делаем сейчас, рождественские праздники, чтобы люди знали, что Церковь – это дом, который объединяет всех.

Но ведь все это делали и люди первой эмиграции. Они точно так же устраивали культурные центры, библиотеки, школы. Культурная жизни вокруг Церкви была очень напряженной, но этого оказалось недостаточным. Как Вы считаете, должна ли РП Церковь за границей ориентироваться на окормление русских новой волны, или она должна видеть себя как несущая Православие в католический, протестантский и, главное, вообще в  безбожный мир?

Я вижу нашу цель прежде всего в том, чтобы сохранить в Церкви тех людей, которые приехали. Если они сберегут свои традиции, свою культуру, свое Православие, то они и их дети понесут веру в окружающий мир. Они останутся православными, зная менталитет мира, в который они приехали, зная язык, зная культуру этой страны. Нельзя отгораживаться от окружающего мира. Живя в этом мире, ты должен внести в него все то прекрасное, что есть в Православии. И тогда можно свидетельствовать. Это не значит, что мы должны кого-то обращать.  Надо жить так, чтобы своей жизнью обратить внимание людей на Православие. Их могут заинтересовать наши богослужения, церковные песнопения, наши концерты духовной музыки, выставки икон, фотографий. Обращать в Православие – значит прежде всего знакомить с Православием. Став частью этого общества, мы должны не забыть свои корни,  нести в окружающий мир красоту Православия. Мы должны сначала научиться понимать и любить тот мир, в котором мы живем, знать их историю, их традиции, не забывая свое. К нам в Брюсселе приходят люди первой эмиграции, из знаменитых фамилий, можно сказать, гордость и история России, а их внуков я, в лучшем случае, иногда на Пасху могу увидеть.

Наши нидерландские прихожане просили меня задать Вам вот какой вопрос: уже 15 лет существует наша объединенная епархия или, скажем, две епархии под одним омофором. Как Вы предполагаете, произойдет ли опять разделение епархий? Что, по Вашему мнению, лучше, две небольшие епархии или одна более крупная?

Я не вижу необходимости объединения этих двух епархий в единую епархию. Думаю, было бы лучше, если бы на территории Нидерландов был свой епископ. Чтобы архиерей был ближе как к духовенству, так и к пасомым. Я, к сожалению, могу  приезжать в Нидерланды только несколько раз в году.

А преимуществ большой епархии Вы не видите?

В большой епархии я вижу больше недостатков, чем преимуществ. Епископ большой епархии поневоле становится далеким от народа.

И последний вопрос, владыка. Что  бы Вам больше всего хотелось достигнуть в предстоящие 20 лет? Как Вы себе представляете самые важные изменения, которые Вы видите как возможные и желательные для епархии Бельгийской и епархии Нидерландской?

Для меня сейчас очень важен задел на будущее - духовенство духовно сильное и богословски образованное. От духовенства зависит будущее епархии. Я вижу свою обязанность и основную задачу в создании сильного клира. А что получилось в первой эмиграции? Духовенство приехало из России, было открыто множество приходов, но постепенно старые священники  стали уходить, смены не было. Свято-Сергиевский Парижский институт не смог обеспечить преемственности, и приходы стали закрываться.

Вы считаете, что духовенство должно быть подготовлено в России?

Нет, не обязательно. В идеальном варианте духовенство должно получать образование в той стране, где живет, чтобы знать ее культуру и традиции.  В русских духовных школах студенты получают сейчас богословское образование очень высокого уровня. Однако если священники приезжают из России, то местный народ их полностью не воспринимает. Только прослужив несколько лет, приехавшие из России священники начинают по-настоящему понимать людей, живущих в Бельгии и Голландии. Другое дело, что люди, живущие здесь, могут получать богословское образование не только в православных институтах Запада, но и в России. У нас уже есть первые успешные примеры того и другого. Ваш диакон Хилдо Бос закончил Свято-Сергиевский богословский институт в Париже, чтец Михаил Баккер там учится. Два  других нидерландца получили духовное образование в российских духовных школах. Одного из них  вы хорошо знаете, поскольку он служит в вашем Амстердамском приходе, это иеромонах Серафим (Стандхардт). Второй - отец Георгий Тиммер. Он закончил семинарию в Санкт-Петербурге; несколько лет, если можно так выразиться, проходил священническую практику в приходе своего духовного отца протоиерея Василия Ермакова, а теперь вернулся в нашу епархию и служит в Брюсселе. Его брат  Владимир Тиммер, оставив хорошую работу и обеспеченную жизнь, отправился, по стопам о. Георгия, учиться в Санкт-Петербург. Я очень рад тому, что наш клир пополняется не только за счет приезжающих из России, но и местными кадрами.

Что Вы хотели бы пожелать прихожанам Свято-Никольского Амстердамского прихода?

У вас заложено крепкое основание. У вас сильный, интересный приход, который интенсивно развивается. Продолжайте то, что было так хорошо начато. Постарайтесь, чтобы все члены прихода были бы не просто при-хожанами, приходящими в храм отстоять службу, но чтобы каждый чувствовал себя ответственным за свой приход, стал бы воистину членом Церкви, стремящимся через служение Церкви и ближним достичь Царствия Небесного. Помоги вам Господь!

Беседовала: Татьяна Панченко

Опубликовано: "Никола во Иордане", издание Свято-Никольского прихода в Амстердаме, № 1-2, 2008 г.